Ефим Шифрин опровергает сложившийся стереотип о неминуемом течении времени. Сначала он смоделировал идеальное спортивное тело, теперь – в канун своего пятидесятилетия, делает себе полную перезагрузку. Причем, происходить это будет в кабаре, а свидетелями фантастического действа станут известные артисты.
Что из этого получится – станет известно 30 апреля в 19:10. Первый канал покажет эфирную версию феерического мероприятия, подготовленную телекомпанией СТВ.
Накануне эксперимента Шифрин дал интервью нашему изданию.
Ефим, про Вас говорят, что Вы совершили бескровную революцию на эстраде. Возник совершенно новый разговорный жанр. Люди приходят на Ваши концерты, чтобы не просто послушать новые шутки, а посмотреть настоящее шоу. Вы так далеко ушли от своей альма-матер, что возникает боязнь - что же будет с каноническим эстрадным жанром? Некоторые пророчат ему близкую смерть…
Честно говоря, меня не беспокоит, что произойдет с жанром, потому что я совершенно уверен - он никогда не умрет. Знаете почему? Потому что он мало отличается от того, чем занималась Шахерезада. по вечерам. А желание людей, чтобы им что-то занимательное рассказывали (для услады или для смеха) никогда не иссякнет.
Как вы оцениваете свое место в эстрадном жанре?
Я - и в жанре, и вне его, морфологически с ним крепко связан, это моя профессия. Но по моим устремлениям, мне иногда не хочется иметь с ним ничего общего.
Мне иногда кажется, что с эстрадой в широком смысле слова вот что произошло: та ее часть, которая продолжает держаться за советское о ней представление, она, наверное, страдает и портится. У нее жива потребность в больших сценах, стадионах, в универсальном обращении ко всем. Я знаю, что вместе со своей эпохой такая эстрада умерла или проявилась в других ипостасях. Одна часть эстрады благополучно ушла в клубы, отсюда, может быть, мой интерес к теме кабаре. Другая часть, возможно, придерживается прежних советских представлений быть искусством для всех, третья – теперь живет в кабаках и на презентациях…
Думаю, что мой путь - некий синтез театра и хороших, способных пережить время, традиций эстрады. На этом стыке, маленьком пятачке, куда приятнее что-то выдумаывать. Мне всегда казалось, что и самые интересные науки возникают на стыке. Те люди, которые пророчат нашему жанру близкую смерть, не подумали о вероятном спасении для нее: в лоне мамы - в лоне театра, из которого она вышла.
А какую роль в развитии эстрадного жанра Вы отводите телевидению? Многие зрители помнят, как круто начался Ваш взлет поле того, как по телевизору показали монолог Семена Альтова «Мария Магдалена» в Вашем исполнении. Хотя, мало кому известно, что долгие годы путь на экран для Вас был закрыт.
В моей судьбе это драматический и радостный роман. С одной стороны, телевидению я обязан своей популярностью, с другой - сержусь за него за свою тиражированность. Чисто телевизионной работы у меня никогда не было, я не вел ток-шоу, не читал новости с экрана, не объявлял погоду. Кстати, часть эстрады ушла и на телевидение, это теперь место работы для многих: Галкин, Лолита, Петросян…
На Ваш взгляд, стоит ли каким-то образом регулировать засилье юмористических программ на ТВ?
Я думаю, эта нива уже сжата и наше запретное регулирование ничего не даст - поможет только рыночное. Телезрители наелись той эстрадой, которая еще недавно манила телевидение высокими рейтингами и интересами большинства. Нужно хорошо понимать, что при таком спросе должно быть хорошее качество, а это практически невозможно. На таких скоростях вообще в искусстве нельзя существовать, это под силу только гениям.
А где же талантливая молодежь?
Меня тревожат судьбы молодых, которые лет 5-7 назад пришли на эстраду. Они привнесли новую струю, имея в запасе один-два удачных номера. Сначала это вызвало зрительский интерес к молодым юмористам, а потом они уже не могли выдавать в каждом новом концерте по новому монологу, и с ними случилось то же, что и со стариками. Посмотрите, как поползли вниз рейтинги юмористических проектов. Даже если бы они были клубникой - ну, сколько можно съесть клубники, не нарвавшись на диатез?
Ефим, у многих артистов есть мистические города, где зрители принимают особенно тепло и куда хочется приехать вновь. Есть ли такие места у Вас?
Два из них связаны с моими родинами. Одна – Магадан, если говорить шире - вся Колыма. Это место, где я родился, там у меня не было творческих осечек. Сколько бы я ни приезжал - всегда аншлаги и особый прием. Вторая родина – Латвия, Рига, где я вырос.
И еще одно место, которое определяет успех как лакмусовая бумажка. Это - Петербург. Там уровень жизни на порядок ниже, чем в Москве, на порядок ниже все прелести нового быта, но настолько же выше интерес к любому зрелищу: от серьезного до самого незамысловатого. Питер – город, созданный зрителями, они очень снисходительны и взыскательны, все вместе. В блокадную пору они ходили, слушали седьмую симфонию Шостаковича.
Никогда не забуду, как в один из приездов Костя Райкин посоветовал мне сходить на новую экспозицию в Русский музей. Был ненастный день, пурга страшная, да еще на площади Искусств что-то прокладывали – вырыли огромный котлован – к музею просто не подойти. Я обрадовался – думаю, народу будет мало и я проведу у картин столько времени, сколько захочу. Но ошибся… В Русском музее как всегда было битком. Самое смешное, что ходят туда, по-прежнему, не специальные вернисажные люди, вокруг - те же самовязанные кофточки и поношенные пиджаки, зато просветленные и очень значительные лица.
Бывает у Вас ощущение не на сцене, в жизни, что Вы играете специально для Вас написанную роль?
Конечно. Это естественное состояние любого творческого человека, который всегда «я -не я». Страшнее было бы, если б было иначе. Меня сейчас один из самых крупных наших кинорежиссеров неожиданно позвал в свой новый фильм. До первых репетиций я считал, что это апрельский розыгрыш. Но раз это уже случилось, я себя ловлю на том, что пухлая папка его сценария – это для меня политическое задание. Ты все время выполняешь какое-то режиссерское указание, только в отличие от обычного театра, режиссером в жизни, пока готовится кино, становишься ты.
Вы полагаете, человек – сам режиссирует свою судьбу или все происходящее в жизни запрограммировано свыше?
Люди искусства вообще очень уповают на указы свыше и мистифицируют эту сторону своей профессии только потому, что талант - необъяснимая штука. Я не думаю, что роли надо выпрашивать перед иконой в церкви. Актерская надежда на указку свыше, конечно, существует, ведь сам процесс творчества необъясним. Вот Виктюк, например, кричит на репетициях: «Не перебивайте меня, мне Бог диктует!» Самонадеянности в этом нет, и эту фразу воспринимают, конечно, шутливо - все понимают, что просто загорелось, и случилось. Люди попроще и поскромнее называют это вдохновением.
Светлана Мельникова
Читать эту статью на английском: Yefim Shifrin. Complete restart
