Летом можно отправиться на море и обжиматься с барышней на пляже под шум прибоя, любуясь ночным южным небом, можно поехать на дачу, лениво читать книги, лежа в гамаке, а по вечерам сидеть у костра, можно остаться в городе и устроиться на временную работу. А можно отправиться на поиски останков воинов, погибших в Великую Отечественную войну. Единственный вопрос – зачем?
Максим – 18-летний студент Нижегородского госуниверситета имени Лобачевского и член областной молодежной общественной поисковой организации «Курган». Максим говорит очень серьезно и обстоятельно, со знанием дела, но, кажется, слегка волнуется – на его счету пока только одно выездное лето: «Кто пришел в Поиск, либо сразу откажется после первого же выезда, либо будет этим заниматься всю жизнь, когда будет предоставляться такая возможность». Максим относит себя ко второй категории – этим летом он собирается опять поехать на Поиски.
Перед разговором я силюсь понять: зачем ему, 18-летнему юноше, ехать летом в леса, выкапывать останки людей, которые ему не приходятся даже дальними родственниками? Может, он собирается стать археологом? «Хотя я учусь на историческом факультете, Поиск – просто мое увлечение, – говорит Максим. – Оно в будущем мне вряд ли как-то пригодится».
«Курганцы» обычно ведут поиски в Волгоградской области, Карелии, Бельском районе Тверской области. Ездят в глушь, выполняя работу, которую, по сути, должно было выполнить государство. Причем не получают за это ни копейки – даже наоборот. «Обычно университет выделяет деньги на дорогу и суточные – рублей 25 в день. А если не хватает – приходится платить из своих. Хоть и говорят, что финансирование будет, а не дают», – без тени возмущения, грустно и даже смущенно констатирует Максим. Мне показалось, ему неловко признавать, что их труд не ценится и все держится на голом энтузиазме.
«Это затягивает, очень интересно, хоть и очень тяжело физически», – говорит Максим. Найти медальон и суметь его прочитать удается очень редко, это считается за счастье. После того, как личность найденного бойца идентифицирована, «копатели» едут в Москву, работают в архивах, чтобы найти его родственников. Университет оплачивает только дорогу до столицы и обратно, проживание, опять же, за свой счет. В идентификации личности погибших, собственно, и состоит смысл всего поиска.
Я бы так не смогла. Я бы вряд ли даже смогла прикоснуться к человеческим останкам – это страшно. «К этому быстро привыкаешь, – рассказывает Максим. – Сначала, конечно, когда поднимаешь кость, понимаешь, что это был человек, но потом останки воспринимаются уже как археологический материал. Первый раз я ехал и очень боялся, не представлял, как это будет происходить. А потом я достал первый череп… И нормально».
Весной «копатели» отправляются на разведку: ходят по деревенским домам и спрашивают бабушек, знают ли они, где поблизости есть братские могилы. Бывает, везет, и находятся отзывчивые бабушки, которые помнят события шестидесятилетней давности.
Определенно, «копатели» ищут еще что-то, кроме останков советских солдат. «Возможность вырваться из города, из суеты, уехать в глушь, туда, где никаких проблем нет, кроме того, что нужно работать и работать, посидеть у костра, попеть песни. Это романтика в некотором роде, - говорит Максим. – Кроме того, это возможность сделать хорошее дело». Я оживляюсь – вот оно, зачем ему это надо, – и прошу своего собеседника объяснить, почему это дело он считает хорошим.
«Похоронить по-человечески тех людей, которые воевали за нашу страну и умирали за то, чтобы мы сейчас жили, – это хорошее дело». Но зачем ему, Максиму, это нужно? Что в его жизни изменится от того, что погибшие в Великую Отечественную будут «похоронены по-человечески»? Хорошо, потому что он считает это дело нужным. Нужно, потому что он считает это дело хорошим. Круг замкнулся. Может быть, это и есть патриотизм, не опошленный, не квасной, не демонстративный, не телевизионный и без «ура».
Наверное, если бы я была по-другому устроена, я бы смогла разделить их кайф и предстоящим летом тоже отправилась бы с группой вот таких добровольцев, объединенных мыслью «Если не мы, то кто?», в глушь с лопатой наперевес.
Ты куда ведешь, ров?
Андрей Вознесенский в поэме «Ров» рассказал реальную историю об осужденных пятерых «черных копателях». Я попыталась поговорить с классиком о «Рве» и копателях, но он не захотел общаться. Видимо, счел ненужным.
Я попыталась поставить себя на его место и не осуждаю. Зачем отвечать? О чем?
Чтобы найти поэму «Ров», я обошла несколько книжных магазинов. Взяла последний экземпляр III тома собраний сочинений Андрея Вознесенского.
В метро, несмотря на предупреждение ранее читавших, открыла книгу. На 6-й строчке Вступления я споткнулась. На последнем абзаце я поняла, почему мне все советовали читать ее в одиночестве: дыхание сбивалось, в горле – комок, строчки поплыли.
«Ты куда ведешь, ров?»
И когда я прочитала всю поэму (в ней не больше 20 страниц), не почувствовала ни ненависти к тем, кто разрывает могилы ради золотых коронок, пробывших под землей черт знает сколько времени, ни злобы к фашистам, ни чувства облегчения.
Появилось жалящее чувство такой дикой-дикой тоски. Смотрела широко раскрытыми глазами в дождь и не понимала, как так получается, что браслет с руки расстрелянного имеет какое-то значение в деньгах. Несмотря на то, что рядом в земле лежит детский череп с остатками туго заплетенной косички. И выкапывающий видит этот череп, не ужасается и тянется к браслету. Ничего не содрогнется внутри. Спокойно снимает браслет, получает кучу бабок и даже не трудится забросать останки землей – пусть валяется.
А он ведь просыпался с утра, как все люди, чистил зубы, как все, пил чай или кофе – что больше любит. А потом купил за 30 тысяч денег информацию о месте захоронения, где фашисты расстреляли 12 тысяч человек.
А почему бы и нет? Лежащим во рву уже неважны золотые коронки. Им же уже неважно, в чем они лежат. И как лежат им тоже уже неважно.
Копатель едет в ночь. Работает при свете фар. Принимает добычу – найденные черепа. Осматривает. Если есть золотые коронки, выдирает их плоскогубцами, нет – отшвыривает, как порванный мячик. На копателе резиновые перчатки – «а вдруг инфекция?»
На могилу Неизвестного солдата несут цветы. К Вечному огню несут венки. К общим могилам несут… заступы и лопаты?
Их было пятеро. Они ворчали, что тела набросаны как попало, что неудобно их разгребать и что металл не высшей пробы. «Никому не должен я ни черта! Что ж деньгам под землей лежать?» Их нашли, состоялся процесс. В первый день зал битком был набит пытливыми личностями, во второй – личности кинулись реализовывать возможности.
Тот, кто ищет, тот всегда найдет, так ведь? И находят. И разрывают. И продают. В перчатках, со словами про добро, которому нечего в земле лежать.
«Век пришедший суров.
Край бомжей и воров.
Ты куда привел, ров?»
Труднее всего было поверить, что Вознесенский написал это в 1984 году.
Как заработать на войне: интервью с "черным копателем"
Читать эту статью на английском: White diggers ": war is not over until the last soldier is buried
