Битола
Город Битола стоит почти на самой границе с Грецией: указатель при въезде оповещает, что всего в тринадцати километрах находятся Салоники. Уже неподалеку отсюда и Албания. Битола занимает второе место по значению после Скопье, являясь крупным деловым и промышленным центром Македонии.
Первое, что бросилось в глаза, когда мы проезжали по улицам города, это длинные гирлянды листьев табака, вывешенных для просушки. Они, казалось, занимали каждый свободный клочок земли, были натянуты на специальных опорах прямо вдоль тротуаров, висели на балконах домов, так, как у нас обычно вывешивают для сушки белье.
Главный и наиболее посещаемый туристический объект Битолы – развалины античного города Гераклеи, основанного по преданию Филиппом Македонским. По другим сведениям город на этом месте стоял и в более ранние времена, но именно Филипп переименовал его в Гераклею, в честь греческого героя Геракла, почитавшегося основателем Македонской царской династии. В Гераклее сохранились остатки античных улиц и зданий.
Наибольший интерес для паломника представляют раскопанные фундаменты трех христианских храмов и баптистерия, возведенных на месте языческих капищ. Один из них в V-VII веках служил кафедральным храмом. С этого времени в нем сохранились мозаичные напольные фрески с традиционной раннехристианской символикой. Панно обрамлено мозаичной же каймой, на которой изображены различные водные животные - птицы, рыбы, моллюски в память о том, что весь нынешний мир произошел из воды.
Археологами и реставраторами восстановлен, практически в первоначальном виде, античный театр. При византийском императоре Феодосии Великом именно в нем произошел случай, положивший конец проведению сражений гладиаторов, кровь которых продолжала литься уже после признания христианства государственной религией.
На глазах императора жители Гераклеи растерзали монаха-отшельника, который вышел на арену вместо обреченных на гибель рабов, и призвал отменить кровавое зрелище, как несовместимое с заповедями Спасителя. Потрясенный монарх издал указ о повсеместном запрете гладиаторских боев на территории империи. Желая почтить место гибели монаха-мученика, воспитанники Московских Духовных школ устроили на ступенях амфитеатра импровизированный концерт, пропев ему величание, а затем прокимен Страстной Пятницы «Разделиша ризы Моя себе». Македонцы, корпевшие по краям раскопа, бросили работать и заворожено слушали русские духовные песнопения, пожалуй, впервые звучавшие над этими античными руинами.
Оказалось, что Битолу многое связывает с Россией. После революции здесь осели многие наши эмигранты, прибывшие из Галлиполи – местные жители радушно приняли их из уважения к заслугам русских в Первой Мировой войне. В 1926 году в маленьком домике с черепичной крышей беженцы устроили церковь, в которой в течении шести лет служил священник Иоанн Максимович, будущий святитель Шанхайский. Этот район города сейчас так и называется «Русская Церковь». Цел и храм, служащий ныне приходским для местных жителей. Обстановка в нем очень бедная, похоже, сохранившаяся с тех давних времен: дощатые стены, простенькие бумажные иконы. На карте города есть еще одно памятное место, связанное с русским присутствием. В 2003 году в городе был установлен крест в память об убитом здесь турками 8 августа 1903 года русском консуле Андрее Аркадьевиче Растковском.
По карте отца Афанасия выходило, что где-то здесь в горах Битолы должны находиться сразу три монастыря, один из них - Сливничка казался расположенным наиболее близко. Битола и название-то свое славянское получила от слова «обитель», как поселение при монастыре. На турецком и греческом, кстати сказать, этот город называется просто - Монастырь.
Однако, как ни допытывался отец Афанасий у портье в гостинице, где нас поселили, та ничего не могла сообщить, кроме того, что за свои сорок лет никогда не слышала о монастыре Сливничка. Настойчивый иеродиакон не отступал: «На карте монастырь обозначен и должен находиться недалеко отсюда». Оставался один выход - обратиться к местным таксистам, которые должны были лучше всех знать окрестности. Один из них вызвался за двадцать евро довезти нас до села, называющегося Сливницы, где можно попробовать узнать о таинственной обители. Рискнуть решилось трое: отец Афанасий, преподаватель Московской Духовной Академии Владимир Бурега и я.
Около часа мы ехали по пустынному шоссе, мимо редких и малолюдных деревень, скрывавшихся в густой зелени. Близость Албании уже давала о себе знать – то и дело вдали над черепичными крышами виднелись белые стреловидные башенки минаретов. «Мы еще неизвестно куда едем, - утешительно сказал отец Афанасий, – может там и нет ничего, один фундамент в земле и табличка: «Здесь был монастырь».
Наконец въехали в Сливницу – селение, состоящее всего из десятка каменных двухэтажных домов, увитых виноградом. На скамейках перед ними мирно отдыхали местные старички, посреди дороги беспечно бродили рыжие и черные куры, которые разбежались из под колес такси с суматошным кудахтаньем. Водитель, завидев двух беседующих между собой домохозяек в фартуках, обратился к ним с вопросом: не знают ли они монастыря Сливнички? «Сейчас», неожиданно кивнула одна из них, и скрылась в доме. Минут через пять откуда-то появился бодрый старичок в бейсболке, с палочкой в одной руке и большим черным дипломатом в другой. Сев рядом с водителем, он довольно неразборчиво что-то пробормотал и махнул рукой вперед.
– Далеко до монастыря? – спросил отец Афанасий.– Четыре километра, – отвечал наш нежданный проводник, а затем, ткнув себя пальцем в грудь, сказал «Руссия. Брежнев. Москва, Киев, Ленинград». Дальше мы ничего разобрать не могли, но в общем было ясно, что человек побывал в нашем Отечестве лет двадцать пять назад. Затем он сообщил, что последний раз русский посещал обитель сорок лет назад, с тех пор нога нашего соотечественника здесь не ступала.Дорога до монастыря оказалась грунтовой и весьма неровной. На ухабах машину подбрасывало, а затем она проваливалась в глубокие впадины. Вдобавок весь этот путь пролегал по краю горы и представлял собой извилистый серпантин с резкими поворотами, отчего нас бултыхало еще больше. Надо отдать должное решимости таксиста: вряд ли кто-либо из его московских коллег согласился бы так гробить машину.
Четыре километра, казалось, миновали, но ничего напоминающего монастырь впереди не было видно, а густые кроны деревьев сходились все ближе к дороге, нависая над машиной. «Может он и не знает вовсе, где монастырь?» предположила я. «Может, он просто попутку искал до дома, а мы ему подвернулись?». Спутники мои задумались, а отец Афанасий на смешанном русском-македонском стал у проводника выяснять далеко ли еще ехать, на что тот отвечал очень невразумительно. К счастью в это время впереди показались белые стены грубой кладки.
Собственно весь монастырь представлял собой обнесенный оградой дворик, правая часть которого была занята двухэтажным «г»-образным келейным корпусом, с традиционной галереей, идущей вдоль второго этажа. Посреди двора стояло маленькое прямоугольное здание с черепичной кровлей и крохотными окошками в ней. Внешне ничто не выдавало в этом похожем на амбар сооружении храма, за исключением может быть восточной стены, где имелся полукруглая апсида. Старичок жестами пригласил нас войти в храм, который был закрыт чисто символически – чуть ли не на гвоздик.
«Я с ума сойду от этой Македонии!» возопил Бурега, едва переступив порог храма. «Едешь-едешь, какая-то глушь, тьмутаракань, полузаброшенное здание, а в нем сверху донизу фрески, как в кремлевском соборе!». Действительно, нашим взорам открылось чудо – сверху донизу весь храм был расписан тончайшими фресками. В притворе изображен восседающий на престоле Христос Вседержитель с предстоящими Пресвятой Богородицей, Иоанном Предтечей и апостолами Петром и Павлом. Внутри, на стенах и сводах – Богородица, святители Вселенской Церкви, мученики, преподобные, а отдельно, на северной стене трапезной части равноапостольные Кирилл и Мефодий и семь их ближайших учеников, подвизавшихся в Охриде. «XVII век!» – довольно пояснил наш проводник. Фрески сохранились целиком, что в Македонии большая редкость.
Как выяснилось из слов нашего проводника, внешне неприметным храм строился специально в опасении турок, которые препятствовали строительству православных церквей. Простенький каменный дом с двускатной черепичной крышей, обнесенный невысокой оградой издали походил на обычную крестьянскую усадьбу и не привлекал к себе лишнего внимания. В кровле алтарной части храма сохранилось отверстие, появившееся во время Первой мировой. В 1915 году на горе выше монастыря стояли части русских, французов и англичан, внизу у ее подножия дислоцировались немцы и болгары. При перекрестном артобстреле один из немецких снарядов попал в храм, пробил кровлю над алтарем и упал, не разорвавшись.
С правой стороны перед алтарем стоял складной аналой с открытой книгой - в храме явно совершаются службы, а значит, он живет. По словам старика, все его односельчане неукоснительно собираются в монастырь на «славу» т.е. престольный праздник – Рождество Пресвятой Богородицы. Вместе молятся в церкви, а затем вместе отмечают торжество, накрывая столы в монастырской трапезной.
В довершение всего уже на улице он достал из потрепанного дипломата целую кипу старых фотографий и газетных вырезок. На черно-белых снимках был запечатлен храм начала XX века, окруженный аккуратным двориком, на других – то же здание в конце восьмидесятых годов, среди зарослей кустарника и высокой травы. Именно тогда Божин Нейкович – мы наконец выяснили имя нашего нечаянного экскурсовода, взялся приводить обитель в порядок. В прошлом военный – одна из старых фотографий запечатлела обаятельного молодого офицера, к тому времени он уже был на пенсии и мог позволить себе посвящать все время этой работе. Сейчас Божину восемьдесят лет, но он все равно по мере сил трудится в монастыре, недавно, например, в одиночку выложил плиткой комнату при трапезной. «Это моя обитель, – торжественно говорит он, – это Дом Богородицы, а я хочу Ей послужить».
Пора возвращаться: путь неблизкий, можем опоздать на концерт. Проникнувшись нашими опасениями, таксист мчится вниз, с пугающей скоростью нарезая зигзаги горной дороги. По мере спуска лес редеет и открывается во всем великолепии лежащее внизу огромное Преспанское озеро. Вода в нем кажется ярко голубой от отражающегося в ней небесного свода. На другом берегу озера видна цепь синих гор, тающая в тумане. Заметив наше восхищение, водитель милосердно притормаживает на повороте, позволяя сделать несколько фотоснимков. «Это – показывает он рукой на ближайшие горы за озером, – Албания, а соседние, рядом с ними уже Греция». Отец Афанасий всматривается в противоположный берег с видимым интересом, лелея надежду уже завтра попасть в Албанию. Албанская виза у него в паспорте стоит, благословение лаврского начальства получено и есть все шансы стать первым монахом Троицкой обители, самостоятельно совершившим паломничество по этой, некогда христианской стране.
Утром по дороге в Охрид – конечный пункт нашего маршрута, мы еще раз проехали мимо озера. Мелькнул за окнами поворот на Сливничку, но сам монастырь так и не показался среди густой лесной зелени, словно незримая рука до времени скрывает его от посторонних глаз.
Оказалось, что всего в нескольких километрах от села Славницы тоже на горе стоял другой монастырь – святого Георгия, в котором некогда подвизалось около ста монахов. От многолюдной обители XII века сохранилось только небольшое прямоугольное здание храма с двускатной крышей и крохотными подслеповатыми окошками. Тусклый свет, пробивавшийся из них, все же позволил разглядеть остатки внутренних росписей: фигуры святых на традиционном синем фоне, с варварски изуродованными ликами.
Но, пожалуй, больше потрясло не это, а то, как привычно и без малейшего раздумья закурил пожилой македонец-водитель нашего микроавтобуса, едва вступив под церковный кров! И ведь никто из соотечественников, рядом стоявших, не сделал ему замечания, даже удивления не выказал! Положим, в действующем храме он бы так вести себя не стал, но разве эти развалины перестали быть святым местом? Разве отступил от них Ангел-хранитель храма? Выходит, все-таки чего-то важного наши македонские братья пока не понимают. Дай Бог, чтобы нашелся для святого Георгия свой Божин – имя-то какое! – готовый сохранять уцелевшее и возрождать утраченное, своим примером воспитывающий в сельчанах страх Божий и благоговение к святыне.
Продолжение следует.
Материал предоставлен порталом Седмица.ру
Читайте также:
