Станислав Лем: "Я пишу о том, что происходит, только в своей собственной манере, своим языком..."

Станислав Лем был не просто фантастом. Лем вообще не любил, когда его многочисленные работы относили в разряд “научной фантастики”. “Я всегда верил в науку, однако я пишу о настоящем, окружающем мире, - неоднократно говорил писатель. – Я пишу о том, что происходит, только в своей собственной манере, своим языком”. Кроме того, писатель как-то посетовал, что потратил уйму времени, призывая американцев не читать научную фантастику, поскольку она “абсолютно не познавательна”.

Те, кто причисляют писателя к неутомимым скептикам за его неповторимый взгляд на многие вещи, который слишком часто не совпадал с общепринятым и традиционным, тоже окажутся неправы. Впрочем, понять Лема и тем более его захватывающие произведения – вообще непросто.

В свое время в этом убедились самые признанные деятели искусства – Лем больше доверял своему многогранному миру и чувствам. Во многом это, пожалуй, связано с вполне очевидным феноменом: каждый писатель остается по-своему не понят до конца.

Лему также не удалось этого избежать. Достаточно обратить внимание на то, как начиналась работа над “Солярисом”, ставшим впоследствии настоящим шедевром мирового кинематографа.

"Солярис" - это книга, из-за которой мы здорово поругались с Тарковским. Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой... Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, а вот на Земле - прекрасно. Но я-то писал и думал совсем наоборот"…

Однако американский режиссер Стивен Содерберг будет очарован именно работой Тарковского 1972 года, его видением и “прочтением” Лема. С этой точки зрения фильм Содерберга все же далек от того, о чем хотел рассказать Лем, а значит, по-своему вторичен.

Как мог отреагировать писатель, оказавшийся как бы в тени, когда с его работой обходятся как с фактурой? “Во-первых, голливудская манера делать глупые фильмы в жанре научной фантастики недостойна даже споров, а во-вторых, мне не хочется возвращаться к пройденному”.

Глупостью можно считать и то, что далеко не все видят за бездушными электрическими приборами и механизмами, которыми пестрят работы писателя, человека и его загадочную душу.

Между тем в своих произведениях Лем подшучивал над математиком, который влюбился в цифровую машину, насмехался над бульварной газетенкой, печатающей сомнительного свойства анекдоты о роботах-людолизах.

На заборе у дома в Кракове, в котором долгое время жил писатель, висела табличка: “Злые собаки”. Однако, как выяснилось позже, ими оказались пять вполне дружелюбных такс.

Возможно, Лема отчасти можно отнести к мизантропам. Однако лучше все же воспользоваться термином "оптимистический пессимист", который автор выдумал для себя. Вспомнить хотя бы одно из последних интервью Лема, в котором “достается” каждому: Швейцария – ленива, американцы – дурни. Польша, по мнению писателя, находится «в заднице». "Был бы я лет на 30 моложе – я бы снова ее покинул".

Одной из наиболее узнаваемых работ Лема остается “Футурологический конгресс”, благодаря которому он стал по-настоящему знаменит. “Конгресс” был признан многими выдающимися западными писателями, в том числе Джоном Апдайком.

Лему предлагалось стать почетным членом общества Американских писателей научной и ненаучной фантастики. Однако продержался писатель в их стройных рядах недолго и был вскоре исключен. В конце концов, Лем презирал “чистую” фантастику…

Читать эту статью на английском: Stanislaw Lem: "I write about what is happening, only in its own way, with his tongue ..."