Мартин Селигман, пионер в области "позитивной психологии", не так давно выпустил новую книгу под названием "Цвети: новое понимание счастья и благополучия". В ней он частично отказывается от собственных постулатов, изложенных в предыдущей книге, однако взамен рассказывает о том, что значит понятие благополучия для отдельно взятого индивида.
Те, кто сосредотачиваются исключительно на собственном счастье, а не на более расплывчатом "благосостоянии", говорит Селигман, вынуждены отказываться от таких вещей, как отношения и личные достижения. Это одна из форм так называемого монизма - способа рассмотрения многообразия явлений мира в свете единой основы.
Селигман берет на себя смелость не соглашаться с мнением Аристотеля о том, что все действия человека направлены на достижение счастья. Однако, отмечают критики, использовавшийся Аристотелем термин eudaimonia означает, скорее, "процветание", а не "счастье", хотя последний вариант более употребителен, так что Селигман здесь промахнулся. В чем он, безусловно, прав - это в том, что процветание индивида, какой бы смысл пресловутый индивид в это ни вкладывал, не сводится только лишь к хорошей обеспеченной жизни. Процветание - оно как здоровье: имеет массу нюансов, которые мы можем и не осознавать, однако из-за отсутствия той или иной составляющей мы вдруг начинаем беспричинно хмуриться, испытывать смутное чувство неудовлетворенности, а то и вовсе впадать в депрессии.
Парадокс, но, по Селигману, процветание - это преданность близких людей, верность принципам и увлечение теми или иными проектами, так и беспокойство и боль. Жизнь без боли, вряд ли, принесет радость, поскольку неприятные моменты существуют как раз для того, чтобы оттенить все прелести существования.
Экономист Ричард Лаярд с Селигманом не согласен: "Он придерживается своей теории о том, что одни только радость и удовлетворение не гарантируют человеку процветания. Но ведь Авраам Линкольн признан великим политиком именно потому, что много сделал для того, чтобы американцы были счастливы, а не потому, что стремился к совершенству, хотя это также ценное качество. Рациональная государственная политика требует единого критерия для сравнения преимуществ затрат на те или иные цели. Так что Селигману придется придумать систему, позволяющую оценивать человеческие стремления и те источники, откуда они берутся".
Многим пример Лаярда с Линкольном кажется забавным. Один из самых сильных аргументов против того, чтобы использовать понятие счастья как единственный стандарт морали и политики - это так называемый аргумент "счастливых рабов", гласящий, что счастье рабов, освобожденных от цепей, не имеет никакого оношения к вопросам справедливости и систематического угнетения. Линкольна потому называют великим, что он рискнул положить конец практике рабского труда и наделил темнокожее население Америки теми же правами, что и белое. Однако разве было в американской истории событие, сравнимое по тяжести с последовавшей за освобождением рабов гражданской войной?
Борьба за расовое равенство привела к тому, что за последние 30 лет в США стало больше счастливых афроамериканцев. Однако историки и социологи говорят, что этого явно недостаточно, чтобы перевесить всю ту боль и разрушения, вызванные войной. Так что оценка личного счастья Авраама Линкольна не имеет ничего общего с вопросом о его величии.
Разногласия между двумя энтузиастами Селигманом и Лаярдом являются прекрасной иллюстрацией того факта, что общество вряд ли когда-нибудь придет к единому мнению о том, что же такое счастье и процветание. Их достижение заботит всех без исключения, и, таким образом, вопросы счастья должны найти свое отражение в общественных дискуссиях о политике. Если следовать логике Лаярда, то для процветания демократия во всем мире должна быть уничтожена. Тут уж либо "рациональная государственная политика", либо счастье. Третьего не дано.
А также в разделе Психология:
Мужской разговор. Трудности борьбы с самим собой
